Россия. 350 лет назад

В 1661 году в Москву пропутешествовал, так сказать, барон Августин Майерберг, посол Римского Императора, направляясь к Царю и Великому Князю Алексею Михайловичу (упоминавшемуся в посте "Россия. 400 лет назад" - тот, который пытался звать ученых греков и т.д., кстати по этим событиям в России в 2011 г. вышел интересный сериал "Раскол").

По результатам своего путешествия, барон написал, в частности, следующее:

Во все время, 12-ти месячного, самого скучного, нашего пребывания в Москве, я с любопытством заметил, что там люди знатные и дворяне позажиточнее пользуются мягкими постелями, потому что подушки, сголовья и перины, набиваются самым нежным лебяжьим пухом, т.к. лебедей там изобилие. ... Стены у многих голые, если замысловатые пауки не заплетут их своим тканием. У немногих по чистоплотнее обиты золоченой и расписанной кожей Бельгийской работы, однако ж, довольно неряшливо.

А простой народ, не только бедняки, нищие, и люди, поддерживающие свою убогую жизнь заработками, но и купцы очень далеки от какой бы то ни было неги в своем быту. Растянувшись на тюфяке, набитом шерстью, или соломою, многие даже на голой лавке, или кровати, или на палатах, храпят во всю Ивановскую. У людей по богаче стол умеренный, а прочие питаются одни хлебом и чесноком, и все одинаково утоляют жажду чистой водой, или очень скупо приправленной подмесью закваски.

Этой жаждой их, однако ж, никогда нельзя утолить, если станешь подносить им водки, сколько душа их желает. Потому что они пьют, не процеживая сквозь зубы, как курицы, а глотають всей глоткой, точно быки и лошади, да и никогда не перестанут пить, пока не перестанешь наливать. В кабаках пьянствуют до тех пор, пока не вытрясут мошну до последней копейки. Да и нередко бывает, что кто-нибудь, за неимением денег, отдает, по уговорной цене, шапку, кафтан и прочую одежду, даже до голого тела, чтобы попить еще ... От этой заразы не уцелели ни Священники, ни монахи. Очень часто можно видеть, как кто-нибудь из Москвитян выйдет неверным шагом из кабака, пойдет вперед с отяжелевшей от питья головой, да и валяется в грязи, пока не поднимет и не отвезет его к домашним какой-нибудь из извозчиков, в видах платы за провоз, а эти извозчики в бесчисленном множестве стоять на каждой почти улице в Москве со своими наемными повозками. Бывает тоже чрезвычайно часто, что этих бедняков, потерявших всякое сознание, извозчики заводять в глухие переулки, и, обобрав у них деньги и платье, бесчеловечно убивают.

...жалованья не дають им никакого, потому что большая часть из них холопы или крепостные, но и вольным-то очень ничтожное. Стало быть, они никогда не выходят с сытым желудком из-за домашнего стола, и вот вместе, с праздношатающимися бедняками, которых бесчисленное множество, дожидается такой на площади без всякой работы, чтобы достать денег для насыщения себя, особливо на выпивку; не зная, по своей вине, никакого честного ремесла, они принимаются, как негодяи, за дурное: либо обворовывают тайком дома, которые стерегут поплоше, либо грабят их, нарочно поджигая у людей по зажиточнее и явившись будто бы подать помощь, либо в ночное время нападают открытой силою на встречных людей и, лишив их неожиданным ударом сначала голоса и жизни, чтобы они не могли кричать о помощи к соседям, отбирают у них потом деньги и платье. Так как и в трезвом состоянии, они готовы на ссоры и гнусные обиды, то в пьяном виде очень часто поднимают драки из самых пустяков и, тотчас выхватив ножи, вонзают их друг в друга с величайшим ожесточением. Правда, что на всякой улице поставлены сторожа, которые каждую ночь, узнавая время по бою часов, столько же раз, как и часы, колотят в сточные желоба на крышах, или в доски, чтобы стук этого давал знать  об их бдительности шатающимся по ночам негодяям, и они, из боязни быть схваченными, отстали бы от злодейского дела, за которое принялись ... Но эти сторожа, либо по стачке с ворами, сами имеют долю в украденном, либо из страха их нерасположения к себе, будто объятые глубоким сном, не трогаются, потворствуя их злодействам, так что в Москве не рассветет ни одного дня, чтобы на глаза прохожих не попадалось множества трупов, убитых ночью людьми.

У ворот нашего подворья стояли, под начальством своего Капитана, 40 караульных из войска телохранителей, которых Москвитяне назвають стрельцами; их каждый день сменяло такое же количество других стрельцов, так что этой ежедневной очереди подвергнулись все, кто только жил из них в Москве. Четверо из них, распределив между собой стражу по числу часов, беспрестанно караулили в разных местах здания, внутри и вне его, чтобы мы могли ночевать безопасно от воровства (по словам Московитян), или, как полагали мы сами, за тем, чтобы не допускать к нам никого, кто бы, может быть, и хотел пройти. Один из часовых, по распределению мест, должен был стоять на карауле под окошками моей спальни. В летние ночи он не давал мне спать диким пеньем, либо нелепыми играми с сослуживцами. А зимой, чтобы согреться, бил в ладоши и скакал, притопывая ногами. Стало быть, сон мой нарушали постоянные неприятности. Мои жалобы на это Приставам не принесли никакой пользы. По тому что все Москвитяне предаются послеобеденном сну так, что купцы после полудня запирают свои лавки, а Бояре и дворяне не принимают к себе никого, занимаясь делами только в утреннее время: вот они и подумали, что и я приспособлю свою, уже укоренившуюся с давних лет, привычку к их обычаю, а потому уж и не стану дорожить покойным сном по ночам.

(см. окончание)